Идея справедливого государственного устройства волновала человечество с тех самых пор, когда государство как институт только зарождалось - во времена формирования первых государственных образований на Древнем Востоке. А споры о том, как должно быть устроено идеальное государство, не только не утихают уже несколько тысячелетий, а, напротив, разгораются с новой силой. Тем не менее, многие оппоненты сходятся в одном: одной из наиболее привлекательных моделей государственной организации является меритократия, в основе которой лежит принцип свободного доступа ко всем руководящим постам (вплоть до самых высоких) для наиболее способных и талантливых представителей нации, независимо от их происхождения и материального достатка. Такая система «От каждого по способностям - каждому по заслугам» формирует в обществе условия для выстраивания длинного «социального лифта», который позволяет гражданам подниматься по социальной лестнице постепенно, начиная еще со школьной скамьи.

Часто в качестве примера реализации меритократии, как принципа государственного управления, приводят сложившийся веками порядок отбора чиновников в политической системе Китая. И, на самом деле, в отдельные периоды своей истории, в стране можно было наблюдать отражение идеалов меритократии в общественной и политической жизни.  Например, еще в Древнем Китае были созданы механизмы, позволяющие на этапе начального образования (доступного всем классам общества) отбирать лучших учеников сначала для продолжения учебы в старших классах, а затем и в университетах. Позже только лучшие выпускники имели возможность занимать ключевые государственные должности. Так реализовывался предложенный Конфуцием принцип равного доступа к образованию. Этап же отбора высоких чинов основывался не только на интеллектуальных испытаниях (экзаменах), но и на внимании к нравственным качествам претендентов, а также их способности принимать взвешенные и мудрые решения. Письменные экзамены для чиновников существовали в стране как минимум с 165 года до н.э., о чем сохранились свидетельства.

Позже, в феодальном Китае чиновник также не мог занять высокий пост, не пройдя необходимых экзаменационных испытаний. И с каждой новой ступенью карьерной лестницы, сложность испытаний увеличивалась. В Х веке н.э. Ли Гоу, ученый, философ, политический деятель времен династии Сун свел разрозненные положения в стройную теорию управления и подготовки кадров. Среди множества идей его трактатов («План обогащения государства», «План усиления армии», «План успокоения народа») особо выделяются положения о роли чиновников в государстве, стоящим перед ними задачам: «Так называемое обогащение не в том, чтобы вести мизерные подсчеты, доискиваясь до мелочей, чрезмерно взимать с народа, возбуждая тем самым его недовольство, а в том, чтобы соблюдать меру в расходах и потреблении, с тем, чтобы в низах не испытывали нужды, а в верхах был бы достаток»[1]. На основе своей философии управления Ли Гоу создал также учение о «цзинцзи» (в современном значении – «экономика»), в основе которого лежит теория об «управлении миром и вспомоществовании народу»[2].

Поскольку чиновнику было необходимо постоянно доказывать свою квалификацию посредством непростых экзаменационных испытаний, постепенно в Поднебесной, формировался тип управленца-интеллектуала, который блестяще разбирался в науках, литературе, искусстве. Однако ограничение управленческих качеств чиновников их интеллектуальными способностями в ущерб знаниям в области, к примеру, военного дела приводили часто к неспособности отразить постоянные набеги кочевников, что заметно ослабляло государство и делало его более уязвимым. Важно отметить, что чиновники получали свои должности не только в результате длительной процедуры отбора. Среди других способов имели распространение рекомендации, наследование и даже покупка должностей в императорском Китае.

Тем не менее, эти и другие факты не умоляют достоинств самого принципа, при котором доступ к высшим должностным полномочиям осуществляется нередко на основе личных достоинств кандидата. Экзаменационная система просуществовала вплоть до середины ХХ в. и была упразднена только с началом «Культурной революции»

(1965-1976 гг.), инициированной тогдашним руководителем Китая Мао Цзедуном. В эти годы была провозглашена политика «отбора без испытаний». Такой подход имел для страны катастрофические последствия: неподготовленные управленцы часто демонстрировали свою полную неэффективность[3]. И только после смерти Мао (1976 г.) принцип меритократии вновь возвращается в страну в качестве одного из инструментов открытого и справедливого отбора на высшие государственные должности.

Сегодня исследователи выделяют следующие принципы китайской меритократии:

– открытую и честную кадровую политику по сути, а не только по форме;

– внимание к личным качествам управленцев по сути, а не по анкете;

– взаимное доверие и доброжелательность при отборе;

– строгое соблюдение правил, деловых процедур, уважение к закону;

– поощрение предприимчивости и креативности;

– открытое и честное обсуждение проблем;

– стремление к результативности и высокому качеству;

– поддержание безупречной репутации и работа на благо общества;

– внимание к личному образованию и совершенствованию;

– уважение к коллегам и честная конкуренция[4].

Таким образом, в идеале, как заметил известный адвокат Михаил Барщевский, «Меритократ занимает должность, чтобы решить задачу со знанием дела»[5]. В отличие от него «бюрократ занимает должность, чтобы занять должность». Таким образом, «перефразируя Корбюзье: меритократ – машина для решения задач, бюрократ – машина для занятия должностей. И нет ничего хуже, если у бюрократа появляются дополнительные мотивации, потому что дополнительные мотивации у него могут быть только коррупционного толка»[6].

Данное наблюдение с точностью иллюстрирует китайскую действительность, когда с течением времени меритократ, придя к власти посредством часто длительного конкурсного отбора, превращается в бюрократа, у которого появляется те самые «дополнительные мотивации». Китайский исторический опыт показывает, что избежать такой трансформации чиновникам оказывается очень непросто. Коррупционность является столь же традиционной характеристикой китайского общества, как и меритократия. Причем, идут они рука об руку с незапамятных времен. В древнем памятнике китайской литературы «Книге песен» (созданной в XI - VI веках до н.э.) чиновники назывались «большими крысами», жадность и прожорливость которых, по мнению простого народа, не имеет границ. Позже нечистоплотных на руку чиновников водили по ярмаркам и площадям с унизительным колпаком на голове. Применялись и куда более жесткие меры: со времен конфуцианства взяточники подвергались самым строгим наказаниям - вплоть до смертной казни[7].

Не менее строгим в отношении к различным проявлениям коррупции является и современное законодательство страны. Получение взятки или хищение в размере 1 млн. долларов и более карается высшей мерой наказания. Для устрашения потенциальных коррупционеров казни регулярно демонстрируются по центральному телевидению страны. За первое неполное десятилетие ХХI в. было расстреляно около 10 тыс. чиновников, 120 тыс. чел. получили по 10-20 лет заключения[8]. Всего же 30 лет реформ по коррупционным делам было привлечено к уголовной ответственности около миллиона чиновников партийно-государственного аппарата. Еще в начале 80-х гг. прошлого века Дэн Сяопин указывал на небывалый по тем временам размах коррупции: «Кража государственной собственности, растраты и взяточничество сказываются на материальных и финансовых ресурсах страны. Если мы хотим положить этому конец, мы должны принять быстрые, жесткие и суровые меры»[9].

 Сегодня среди приговоренных к высшей мере наказания - в том числе и функционеры высшего ранга. С 2000 по 2010 гг. были расстреляны бывший глава госуправления Китая по надзору за качеством продуктов и медикаментов Чжэн Сяоной, бывший вице-мэр Пекина Лю Чжихуа, бывший заместитель председателя высшего народного суда КНР Хуан Суню, бывший глава юстиции города Чунцин Вэнь Цян, бывший председатель Народного политического консультативного совета провинции Гуандун Чэнь Шаоцзи, бывший мэр города Гуйян Ли Чэнлун, бывший председатель Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей Чэн Кэцзе. В декабре 2010 г. были приговорены к смертной казни с отсрочкой приговора на два года бывший вице-мэр города Дунин восточной китайской провинции Шаньдун Чэнь Синлуань, а также бывший мэр города Шэньчжэнь. В марте 2012 г. был арестован один из наиболее популярных политиков страны (которому даже прочили пост председателя КПК),  руководитель компартии города Чунцин Бо Силай по обвинению в многомиллионных растратах городского бюджета.

Все эти люди сделали блестящую карьеру, во многих случаях начиная с нижних ступеней социальной лестницы, своим личным примером демонстрируя жизнеспособность принципа меритократии. По китайским меркам, они были заслуженными людьми, их уважали, на них равнялись. И, на самом деле, многие из них принесли обществу значительную пользу. Однако, находясь в системе политической элиты страны, оказались бессильны перед искушением Желтого Дьявола.

И дело здесь вовсе не в несовершенстве системы, а в самой человеческой природе. «Почему клерки продолжают брать? Соблазн сильнее ужаса ТВ-роликов. Рост экономики завалил страну деньгами, кто удержится зачерпнуть из полной реки?», - объясняет склонность чиновников к коррупционным действиям предприниматель из Харбина Вей Цзя[10].

Особенно тяжело избежать соблазна быстрого обогащения в периоды различного рода перемен, когда нестабильность побуждает к неправомерным действиям. Еще в 1982 году лидер страны Дэн Сяопин, размышляя о будущем развитии страны, отмечал, что «Китай переживает процесс, когда требуется сосредоточить все внимание на экономическом развитии. Если мы бросимся в погоню за формальной стороной демократии, то в результате не только не осуществим реальную демократию, но не добьемся и экономического подъема. Это приведет лишь к беспорядкам в стране и деморализует людей»[11].

Деморализации способствуют и внедрение новых «правил игры», которые приводят к «капитализации власти», превращая служебное положение в капитал, приносящий регулярную прибыль. Это деформирует представление о должном не только в среде бюрократии, но и всего общества.

Благоприятной почвой для коррупции в современном Китае стало также изменение формы хозяйствования - от плановой экономики страна перешла к рыночным реформам. А это, по мнению заместителя директора Академии общественных наук Китая Янь Фана, привело к отставанию политических реформ от экономических, что, в свою очередь,  «позволяет чиновникам скрывать от общественного контроля управление госимуществом и природными ресурсами..., помогает им превращать народное богатство в личную собственность». «Такого рода злоупотребления обрели самые разные формы – от торговли экспортно-импортными лицензиями и выгодными госзаказами до фиктивного банкротства частных предприятий, дабы продавать их за бесценок в частные руки», - отмечает эксперт.[12]

Власти Китая, помимо жесткого в отношении коррупционеров законодательства, практикуют и нетрадиционные способы борьбы с этим явлением, пытаясь сформировать  у служащих высокие моральные и нравственные качества . С 2010 года в стране проводятся тренинги - антикоррупционные «тай-чи», направленные на формирование у чиновников навыков борьбы с соблазном принять взятку. При помощи медитации, элементов восточных единоборств и силовых упражнений тренируется моральных дух учеников. Одно из упражнений такое:  «Чиновников призывают начать день с того, чтобы поставить перед собой острые вопросы, например: «Отказались бы вы от взятки в 10 тысяч долларов?»[13]. О том, насколько эффективна такая методика, пока не сообщается.

Подобная практика была бы весьма полезной и для чиновников в России, масштабы коррупции в которой вряд ли уступают китайским. Тотальная коррупционность сместила нравственные ориентиры. Среди заслуженных (в глазах общества) людей, пользующихся уважением соотечественников немало тех, кто не скрывает получения своих доходов посредством коррупционной практики: «Мы можем констатировать, что неформальный моральный кодекс, который сформирован в нашей стране за последние 15 лет, фактически разрешает и даже поощряет коррупцию. Успешным человеком считается тот, кто освоил практики «кормления», нашел свою коррупционную «золотую жилу»… Именно поэтому крупные коррупционеры сегодня зачастую не скрывают своих нелегальных доходов и прямо афишируют уровень потребления, существенно превосходящий их официальные заработки. Чиновники на Porsche Cayenne, готовые заплатить за ужин свое месячное жалованье, стали абсолютно типичным явлением в России... Можно с уверенностью утверждать, что коррупционер стремительно превращается в героя эпохи, чего никак нельзя сказать о честном профессиональном бюрократе, сам образ которого исчезает из общественного сознания»[14].  Таким образом, в условиях современной российской действительности понятие репутации подверглось серьезной трансформации: «Значимость человека начинает определяться размером его личного состояния, независимо от способов его получения»[15]. В этих условиях, по мнению аналитиков, одним из механизмов очищения госаппарата от коррупции может явиться его интеллектуализация[16]. И тогда китайская практика экзаменационных испытаний для чиновников приобретет особую актуальность. Правда, такое представление о развитии ситуации в ближайшей исторической перспективе выглядит наивным. Для кардинальных изменений в национальном менталитете и трансформации представлений об общественных и индивидуальных ценностях и заслугах потребуется не одно десятилетие. В Китае, помимо законов, сильны выработанные веками этические нормы и правила поведения, нравственные убеждения, которые однозначно осуждают социальные пороки. Коррупционер в такой системе координат не может быть героем, примером для подражания. Мудрый Конфуций еще в 1 году н.э. утверждал: «Когда государство управляется согласно с разумом, постыдны бедность и нужда; когда государство не управляется согласно с разумом, то постыдны богатства и почести».