Людям порой кажется, будто крупные кризисы в экономике представляют собой одно лишь бедствие. На деле все они имеют немало заслуг перед прогрессом. Они помогают обществу идти вперед, и сегодня подготовляя условия для новых социально-экономических отношений. 2008 год сделал вполне академический вопрос о повторяемости тяжелых экономических кризисов еще и чрезвычайно актуальным. В мире разразился один из самых крупных кризисов в истории капитализма. В связи с этим встал вопрос о его значении, развитии и последствиях — тех изменениях, что он способен произвести.

Современный экономический кризис не единственный продолжительный кризис в истории. Сравнивать его можно не только с Великой депрессией 1929-1933 годов, но и со многими другими кризисами прошлого. Проблема в том, что все они — выражая переход на новый этап общественного развития — укрепляли бюрократическую систему управления. Частная собственность оставалась основой развития, капитал укрупнялся, однако рынок и собственники определяли заслуги людей в приумножении богатства стран. Принципы либерального государственного устройства не позволяли вознаграждать за труд иначе, чем по закону спроса и предложения (цена рабочей силы) или воле господствующих классов (особое вознаграждение за определенную деятельность).

В процессе движения через длительные экономические подъемы от одного кризиса к другому система бюрократического управления росла и усложнялась вместе со средствами производства. Новые условия возникли лишь недавно. И «вина» за них лежит на крупных экономических потрясениях.

Большие кризисы как проявление длинной цикличности в развитии мировой экономики были впервые обозначены Николаем Кондратьевым, выдающимся отечественным экономистом. В своем исследовании по длинным волнам конъюнктуры, он пришел к выводу, что такие кризисы должны давать старт большим циклам в экономическом развитии. Кондратьев выделил две волны — повышательную и понижательную — суммарно образующие длинный цикл. Экономист основывался на анализе ценовой статистике, истории войн, научно-технических, структурных и политических преобразований. Основная проблема исследования Кондратьева выражалась в его незавершенности, что позволило критикам «уличить» ученого в том, что он ничего не открыл.

Компьютерная революция 1970-х годов и последующее быстрое развитие технологий многим казалось чудом. Однако информационный переворот вполне вписывался в логику волнового развития. Особенность его состояла в том, что впервые возникла отрасль — сфера создания информационного продукта — где жесткая вертикаль управления, а значит и вознаграждения, могла быть потеснена. Командный творческий метод работы открывал возможности для выдвижения и вознаграждения наилучших с точки зрения коллектива работников. Беда в том, что область  информационных и компьютерных технологий обслуживала экстенсивный метод индустриальной экспансии корпораций. Пробы могли быть только  локальными, а изменить модель был способен лишь новый кризис.

1980-е годы не принесли всеобщего триумфа робототехники, а скорее превратили в «роботов» сотни миллионов выходцев из деревни в странах глобальной экономической периферии. Однако чтобы понять весь ход событий, нужно разобраться в логике волнового развития капитализма.

По стопам Кондратьева шли многие зарубежные экономисты. Но в СССР его теория находилась вне научных обсуждений. Ученый погиб в период большого сталинского террора 1930-х годов, а взгляды его попали под запрет. На Западе на основе работ Кондратьева возникли многие научные направления. Они были проанализированы и описаны видным советским экономистом Станиславом Меньшиковым, когда в 1980-е годы для этого, благодаря постепенному смягчению идеологического климата, появились условия [1]. Однако изучение кризисов связанных со сменой волн и больших циклов стало возможно лишь позднее. Причем сперва на Западе и с исторической и политической стороны. Большую роль здесь сыграл американский исследователь Иммануэл Валлерстайн, основоположник школы миросистемного анализа. Но и он скорее нащупал, чем выделил большие экономические кризисы. В дальнейшем его труды помогли российским ученым продолжить изучение длинной цикличности.

Длинным волнам Кондратьева пытались дать самые разные объяснения. Однако старания ученых XX века скорее запутали дело, чем подвинули его. Усиление с 1970-х годов неолиберальной экономической школы совсем осложнило дело: кризисы перестали восприниматься многими как продукт товарного перепроизводства, а появление компьютера породило теории о совершенно новых хозяйственных условиях на планете и неадекватности прежнего опыта. В Докладе «Кризис глобальной экономики и Россия» российские и украинские аналитики дали следующее определение волн, открытых, но так и неизученных достаточно Кондратьевым:

«Эмпирически доказано, что чередующиеся в миросистеме повышательные и понижательные волны имеют специфические черты. Продолжительность волн в промежутке 1790-2008 годов колебалась от 16 до 30 лет. Понижательные волны охватывают периоды экстенсивного освоения центрами капитализма ресурсов мировой периферии. В период понижательных волн финансовые операции имеют приоритет над вложениями в производство, подчиняя его своим интересам. Ставка процента из-за активного накопления капиталов имеет тенденцию к понижению. Рабочая сила также дешевеет или не дорожает, поскольку предложение на рынке труда превышает спрос. Продовольственные цены имеют тенденцию к уменьшению. Понижательные волны отличает прогресс коммуникаций, от транспорта до связи, и медленное развитие технологий производства.

Повышательные волны, наоборот, характеризуются быстрым технологическим прогрессом индустрии. Рабочая сила дорожает, поскольку потребность в квалифицированных специалистах растет. Капиталы также оказываются дорогими, стимулируя рост производительности труда. Общественная ценность знаний возрастает. Повышательные волны сменяют понижательные, когда экстенсивное использование ресурсов миросистемы теряет эффективность, а положительный результат может дать лишь максимально рациональное их применение. Смена волн в глобальном хозяйстве происходит через тяжелые экономические кризисы (один или несколько), в которых на перепроизводство накладываются еще системные противоречия мирового хозяйства. Невозможность дальнейшего эволюционного развития мирового хозяйства находит выражение в перенакоплении капитала, для выгодного вложения которого не остается места»[2].

В процессе переосмысления волнового развития мировой экономики было обнаружено, что смена длинных волн в экономической истории всегда связана с особо острыми и продолжительными кризисами. Вопрос о дате рождения этих кризисов остается открытым. Но кризис XIV века, видимо, дал начало капитализму в Европе как господствующему типу отношений. В этот век чумы и малого ледникового периода (похолодания в Европе) имелось также истощение почв и технологически кризис. На это указывают исследования французского историка Фернана Броделя[3]. Тот капитализм, что вышел из чрезвычайно бурного XIV столетия справедливо, вслед за отечественным историком-марксистом Михаилом Покровским, называть торговым[4]. В Европе, как это показал недавно Борис Кагарлицкий в работе «От империи к империализму», сложился блок между знатными землевладельцами, ориентированными на рынок, и торговой буржуазией[5]. Великие географические открытия и колониальная экспансия европейцев — стали результатом этого союза.

В рамках работы над книгой «Циклы капитализма», автору статьи удалось нащупать несколько ранее неизвестных но чрезвычайно важных больших кризисов. Один из них произошел во второй половине XVI века и был вызван падением поступления золота и серебра в Испанию из колоний в Америке. Другой «новый» кризис удалось обнаружить в 1770-х годах. Он совпал с промышленным перевооружением Англии и помогает объяснить причины технического и структурного переворота. В соединении с острейшим кризисом середины XVII века и другими возможными крупными потрясениями словно мозаика начинает выкладываться волновая структура развития торгового капитализма. А кризис конца XVIII столетия имеет совершенно особую ценность — он дает начало новой эпохе — эре промышленного капитализма[6]. Она продолжается и сегодня, поскольку машины, а не только разделение труда создают индустрию.

Начиная с 1770-х годов всякое наложение выделенных Кондратьевым длинных волн (с их датами) на всю длину экономической истории индустриального капитализма приводит к «обнаружению» крупных кризисов, многое изменивших в мировой экономике. Вот такую разбивку на волны и циклы дает ученый на основе проработанной им статистики:

«I.

1. Повышательная волна первого цикла - с конца 80-х - начала 90-х гг. XVIII в. до периода 1810-1817 гг.

2. Понижательная волна первого цикла - с периода 1810-1817 гг. до периода 1844-1851 гг.

II.

1. Повышательная волна второго цикла - с периода 1844-1855 гг. до периода 1870-1875 гг.

2. Понижательная волна второго цикла - с периода 1870-1875 гг. до периода 1890-1896 гг.

III.

1. Повышательная волна третьего цикла - с периода 1891-1896 гг. до периода 1914-1920 гг.

2. Вероятная понижательная волна третьего цикла - с периода 1914-1920 гг.[7]»

Высчитанные Кондратьевым три цикла превосходно «ложатся» на кризисы имевшие место в XVIII-XX веках. После особо острого охватившего всю миросистему, пользуясь термином Валлерстайна, кризиса 1770-1780 годов наступил подъем, завершившийся в 1810 году. Экономическая история выделяет на отрезке 1810-1820 годов сразу несколько кризисов. Однако анализ данных, собранных выдающимся советским экономистом Львом Мендельсоном и других источников, позволяет заключить, что мир имел в этот период один большой — чрезвычайно тяжелый кризис[8]. Позднее, в 1847-1850 годах развернулся новый крупный кризис, породивший волну революций в Европе. Время 1873-1879 годов также было кризисным. Лишь начало новой европейской колониальной экспансии позволило найти выход, что и отразило начало понижательной волны в развитии.

В 1899 году в мировом хозяйстве разразился новый кризис особой тяжести, продлившийся до 1904 года. Этот проблемный период тоже близок к названным Кондратьевым датам. Однако ученый оказался менее точен в последней дате. Вопреки распространенному мифу, Кондратьев не сумел предсказать в рамках своей теории начала Великой депрессии, страшного кризиса 1929-1933 годов. Хотя судить о мыслях ученого сложно: известно, что его последние записи были уничтожены НКВД. Так или иначе, но этот кризис дал начало путаности последователей Кондратьева в изучении дальнейших процессов. Они сбивались по-разному. Одни утверждали, что продолжительность волн сократилась из-за технического прогресса, другие полагали, что все 1930-е годы необходимо считать кризисом. По мнению третьих кризис 1929-1933 годов вообще нельзя считать переломом, поскольку Кондратьев считал 1920-е годы уже новой волной.

Кондратьеву чрезвычайно повезло, что статистический материал по ценам помог ему уловить длинные волны в развитии капитализма. Беда ученого состояла в том, что сделанные им выводы расходились с позицией вождей СССР по поводу продолжительности жизни капитализма. Кондратьева обвиняли в том, что он обещал этому эксплуататорскому строю долгую жизнь, тогда как его уже объявили отжившим и переживающим кризис. Существует легенда, что Евгений Варга, другой выдающийся советский экономист, заработал в глазах Сталина репутацию, приватно заявив в разгар Великой депрессии, что капитализм переживет этот страшный кризис. В то время подобные мысли считались крамолой, если звучали открыто. Кондратьев выдвинул свою теорию публично.

Важную работу в распутывании клубка длинных волн и больших кризисов провел Валлерстайн. Он не являлся экономистом и не единожды в своих работах указывал на политологический характер своего анализа. Но именно этот американский ученый выделил 1970-е годы как переломный с точки зрения гегемонии, идеологической, экономической и политической модели мира период. Неолиберализм как доктрина «свободного рынка» была установлена именно в эту эпоху. Ее победа над кейнсианством и догоняющей политикой развития в странах «третьего мира» совпала с крупными экономическими потрясениями начиная с 1973 года. После 1973-1982 годов мир стал другим. Прогресс в стартовавшую еще в 1970-е годы эпоху информационных и коммуникационных технологий отвечал новой модели капитализма, ставшего неолиберальным[9].

За много десятилетий до глобального экономического кризиса 2008 года Валлерстайн указал, что такой кризис неминуем. Исследователь говорил, что не может сказать каким образом, когда точно и в результате каких конкретно проблем он разразится, но уверен в его неминуемости. Аналитическая работа в преддверии этого кризиса состояла в изучении вызревания его как явления и прогнозирования его хода и возможных результатов. Но Валлерстайн «морально» подготовил к нему задолго до первого падения на фондовом рынке, возвестившим о конце подъема 2000-х годов. Заслуга ученого состоит еще и в том, что он увязал изменения в социально-политическом устройстве миросистемы с волнами Кондратьева. Основы понимания природы этих процессов расширились.

Необходимость понять содержание надвигавшихся в 2006-2007 году на мировую экономику потрясений подвигла команду отечественных ученых заняться доскональным разбором всех кризисов имевших место в истории. В отличие от многих либеральных экономистов, российские специалисты не строили иллюзий относительно того что компьютер, спутниковая связь и интернет сделали экономику планеты постиндустриальной. В основе такого понимания лежало изучение фактов истории 1980-2000-х годов. Промышленность за три десятилетия неолиберального развития не только не исчезла, но выросла: значительная часть периферии мира стала индустриальной периферией. Армия занятых в фабричном производстве рабочих умножилась. Новые технологии в информационной и коммуникационной сфере лишь облегчили корпорациям экспансию на новые рынки.

Работа с историческим материалом позволила точно проследить волны в ΧΧ веке и дать им более точные определения. Одновременно выяснилось, что каждая из волн является самостоятельным участком большого цикла и рождается, как правило, из чрезвычайно тяжелого кризиса. Каждая из волн подготавливается или совпадает с технологической революцией. И всякий раз изменения касаются структуры экономики. Не остается прежней и социально-политическая модель мира и его частей.

Кризис 1899-1904 годов открыл путь широкому примирению двигателей внутреннего сгорания и электроэнергии. Родился конвейер. Кризис 1929-1933 годов тоже значительно повлиял на технологии, особенно в военном плане. Ключевой трудностью этого кризиса являлось отсутствие возможности решить проблемы через захват еще не включенных в миросистему частей мира. Таковых более не имелось. Страны центра пожрали их на выходе их кризиса 1873-1879 годов. Никому до этого не интересная континентальная Африка была поделена на куски в два десятилетия. В 1930-е годы встал вопрос о переделе сфер влияния. Запущенная понижательная волна была в этом смысле совершенно особым явлением в мировой истории, потому, что до этого всегда существовало «свободное пространство».

Вторая мировая война привела к страшным разрушениям. Мир лежал в руинах и экономический кризис 1948 года лишь создал в США угрозу глубокого падения. Но угроза была серьезной, что ускорило реализацию программы восстановления хозяйства Западной Европы — Плана Маршалла. Расширение рынка для американских товаров соединилось с открытием рынка самих Соединенных Штатов для товаров из дружественных стран. Большими оказались в 1950-1960-е годы научно-технические преобразования, что и создало условия для «революции менеджеров». Случилась она вместе с «революцией кирпичных университетов»: высшее образование стало массовым, поскольку массовыми должны были отныне сделаться профессии с ним связанные. Управление компаниями стало настолько сложным делом, что потребовало роста касты бизнес-бюрократии. Время после кризисных 1970-х годов оказалось для ее прогресса золотым.

Если отрезок 1934-1947 годов представлял собой понижательную волну, то время после 1948 года вплоть до нефтяного кризиса 1973 года было эрой повышательной волны. Глобализация 1982-2007 годов являлась снова понижательным периодом развития мировой экономики. «Новыми землями» для экспансии оказалась территория бывшего СССР и близких ему государств. Научный прогресс позволил по-новому включить большую часть глобальной периферии в систему разделения труда и товарный обмен. Дешевизна рабочей силы Китая и других стран Юга сыграла решающую роль в переносе на их территорию большой доли индустрии[10].

Товарное перепроизводство и колоссальное перенакопление капиталов привели к началу в 2008 году нового большого кризиса. Он оказался чрезвычайно продолжительным. И в 2012 году его работа была все еще далека от завершения. И если другие — приходившие каждые 20-30 лет — большие кризисы лишь содействовали победе крупного капитала над мелким и формированию бюрократических бизнес-структур, то новый кризис может открыть путь для революции в управлении направленной против менеджеров и владельцев. И если до настоящего момента условия в экономике позволяли лишь экспериментально пробовать системы коллективного принятия решений (включая вознаграждение за труд) без шанса на большой успех, то с момента начала нового большого кризиса возникли предпосылки для широкого применения новых моделей. Причина такого изменения кроется во вновь запущенном качественном перевороте в экономике, что включает и технологическую революцию.

Кризис выражает новые запросы на структурные и технологические изменения, способные опрокинуть модель, построенную на эксплуатации армии низко квалифицированных рабочих. И как только начнется ренессанс робототехники, что требует переворота в энергетике, то будут созданы материальные условия для отхода от бюрократизма в экономике и формирования новых методик организации и управления.